Из родного дома – в неизвестность
Моя бабушка, Мария Григорьевна Нетребина, записала свои воспоминания о том, что пережила в войну.
Когда началась война, бабушка, дедушка и папа, которому тогда было 11 лет, жили в Родионово-Несветайской слободе Ростовской области. В один из октябрьских дней 1941 г. дед, Матвей Степанович Нетребин, вернулся домой и велел бабушке срочно собрать всё самое необходимое из вещей и продуктов, чтобы с рассветом вместе с папой отправляться по направлению от военкомата в Куйбышевскую (Самарскую) область.
Подвода подъехала в три часа ночи. В ней уже сидели эвакуирующиеся – женщина с сыном, ровесником папы. Мои родные уложили вещи, продуктов почти не взяли – в суматохе потеряли ключи от подвала. Стали прощаться. Бабушка с папой плакали, дед старался держаться. Он был назначен комиссаром партизанского отряда, который должен быть остаться в тылу врага. Но потом отряд расформировали – маскироваться было негде: в Ростовской области почти нет лесов, в основном степи.
«Раньше, - вспоминает бабуля, - никогда этого не делала, а тут всему научилась: запрягать и распрягать, да и старую подводу ремонтировать. То гайку закрепить, то шину на колесе проволокой стянуть».
Лишь после того, как освободили Ростовскую область и бабушка с папой смогли вернуться домой, они узнали, что стало с теми людьми, которые с ними поехали, но вернулись: мать убили фашисты, а сына угнали в Германию.
Остались мои родные одни. Стали решать, что дальше делать: до Куйбышевской области не добраться – далеко, да и холода наступали, а ночевать часто приходилось под открытым небом. Тогда поехали «куда глаза глядят».
Вместе с ними по разбитым дорогам, шло и ехало много людей: и военных, и гражданских. Пережили ужасные бомбёжки. «Стервятники-фашисты летали над головами», - пишет бабушка. Голодали. Лошади устали, подвода почти развалилась, но останавливаться было нельзя: «Фашисты надвигались, как зловещая чёрная туча».
«И скольких ещё убили, даже вспоминать не могу, сразу с сердцем плохо», - пишет бабуля. Ей самой было очень страшно, всё думала: «Вот-вот придут, заберут».
Мария Григорьевна Нетребина
Место рождения: г. Миллерово, Ростовская обл.
Наконец в начале ноября доехали до калмыцкого села Троицкое и решили там остановиться. Фашисты Калмыкию не бомбили – фронт был ещё далеко. Бабушка устроилась на работу в школу по своей специальности: учитель русского языка и литературы. В Троицком прожили до лета 1942 г., а уже весной бабушке из Родионовки пришёл вызов на работу. Ростов-на-Дону освободили от захватчиков ещё в ноябре 1941-го. Фашистам удалось продержаться там всего 8 дней.
Поэтому, как только папа закончил 6 класс, собрались они домой. Но поехали сначала в Миллерово – проведать бабушкину маму (мою прабабушку). Бабуля с папой и думать не могли, когда возвращались обратно, что окажутся на оккупированной врагом земле. Фашисты сумели занять Ростов и область вторично в конце июля 1942-го.
Наконец тронулись в путь. Уезжали всё дальше от Родионовки... Новошахтинск, Шахты... Здесь мать с сыном, которые ехали с моими, решили вернуться обратно. Бабушка пишет, что «испугались они трудностей». А трудностей действительно было немало: лошадей кормить, ухаживать за ними и для себя еду где-то добывать. Правда, с кормом, пока дожди не пошли, проблем не было – 1941 год урожайным был. Много в степи осталось неубранного зерна, сена. Собирали, давали лошадям.
Прожили бабушка с папой в Миллерово меньше двух месяцев, когда фашисты стали снова наступать. В этот раз они даже Ростовскую область покинуть не успели. Смогли добраться только до Литвиновки – накануне взятия её фашистами. В тот день уезжала из села большая еврейская семья – 15 человек. Просила бабушка взять их с папой с собой, но они не могли – места уже не было. Бабушка пишет, что людей этих потом фашисты нагнали и расстреляли в одной балке: детей, женщин, стариков.
Решили мои родные идти назад в Миллерово. Домой, в Родионовку, возвращаться нельзя. Бабушка была членом коммунистической партии, женой комиссара. На оккупированной территории это звучало, как приговор. Коммунистов, которые вернулись в Родионовку после первого этапа эвакуации и не успели снова уехать, расстреляли. Их фашистам выдал местный предатель – полицай.
В Миллерово с ними пошёл соседский мальчик – ровесник папы. По дороге видели следы фашистского налёта: убитые люди, присыпанные землей от взрывов, перевернутые подводы, разбитая техника – и наша, и фашистская. Папа с приятелем нашли сумку с порохом и футляр от немецкой финки – взяли с собой.
Уже на подходе к Миллерово возле хутора Верхняя Лютовка к ним подъехал на лошади немецкий солдат. Спешился и стал их обыскивать. «Мы были ни живы ни мертвы», - вспоминает бабушка. Фашист нашёл у папы футляр от немецкой финки, а сумку с порохом папин приятель успел незаметно выбросить. Но и футляра хватило, чтобы разозлить немца.
«В Миллерово нас встретило горе: узнали о смерти многих друзей и знакомых», - продолжает бабушка. Одни погибли при бомбёжках, других убили фашисты. Соседскую девочку-подростка расстреляли за то, что на улице спела куплет из «Интернационала». Главу семьи, жившей на соседней улице, фашисты заставили пришить большие жёлтые звезды на рубашке спереди и сзади. Так он и ходил, а потом его тоже расстреляли. И дочку его расстрелять хотели, но её вместе с мамой спрятали соседи.
Он снял с плеча автомат, подошёл к папе и стал дулом отталкивать его в сторону. Бабушка не растерялась, подбежала, ударила папу по щеке, закричала: «Зачем ходил возле подбитых танков, орудий немецких?!» Не испугался и папин приятель: на ломанном немецком стал говорить, что они простые люди – крестьяне. Фашист смилостивился. Сел на лошадь и ускакал, постоянно оборачиваясь назад.
«Боялся, бандит, чтоб мы ему пулю вслед не послали. А если б порох нашёл, то расстрелял бы всех, заподозрив, что мы партизаны».
В Миллерово многие знали, что бабушка – коммунист. «Я почти дома не жила, бродила везде, чтобы отвести беду от близких».
Раз шла она по степи, видит – едет машина. Остановилась. Из неё выскочил фашист – в руках резиновый шланг с остриём на конце. Фашист открыл задний бортик грузовика, а другой нелюдь, который находился в кузове, стал выталкивать оттуда людей. Люди прыгали на землю, и в них тут же вонзалось острие шланга. Мгновенный крик... и человек падал, замолкая навек.
Бабушка стояла, оцепенев. Один из фашистов, увидев её, закричал, чтоб она не смотрела и быстро уходила.
«Я думала, что мне конец. Ноги подкашивались, а душа надрывалась от крика, который был слышен от машины. Как током били».
Вспоминает бабуля, как в Алексеевке выстроили фашисты в шеренгу женщин, стариков и детей и расстреляли каждого третьего за то, что кто-то перерезал в селе телефонный провод.
Бабушка пишет, что несмотря ни на что, старалась она «преодолеть все трудности, горе и печаль, что враги вокруг». Держалась сама и других пыталась поддержать: уговаривала людей, когда была возможность, не поддаваться панике, верить в освобождение. «Кто-то соглашался, другие молчали. Тёмные были времена. Не знаю, как жива я осталась».
Особенно боялась она семьи русских немцев, что жили неподалёку. Бабушка с их дочкой училась в одной школе. Когда фашисты заняли Миллерово, эта женщина поступила на работу в комендатуру – переводчицей.
«Боялась я зря, никого она не выдавала, а, наоборот, многим помогала: предупреждала об опасности, особенно когда молодёжь в Германию угоняли. И нас предупредила».
Как только бабушка узнала, что папу, которому было 12 лет, включили в списки, то сразу скрылась с ним у родственников в селе Ефремово-Степановка. Там прожили они 4 месяца, до середины января 1943 г., когда Миллерово освободили Советские войска. Через месяц изгнали фашистов и из Родионовки. Жизнь постепенно стала налаживаться. А в победном 1945-м мой дед, пройдя долгими фронтовыми дорогами, вернулся с войны.
Нетребины – маленький Даниил (будущий заслуженный артист РСФСР), Мария Григорьевна, Матвей Степанович