Моя бабушка Фаина Михайловна Беляева со своей матерью Лидией Егоровной, двумя младшими братьями и больной сестрой уехала из Москвы в эвакуацию в 1941 г. в Чебоксары. Её старший брат Николай был уже на фронте.
Там 14-летняя бабушка вышла на работу на завод и в первый же день её рука попала под пресс. Она вспоминала, как со своей мамой долго-долго шла по шпалам в больницу. Изуродованная правая рука в какой-то степени искалечила ей дальнейшую жизнь.
Но жива бабушка моего мужа, Татьяна Михайловна Арсеньева. В 1941 г. она, тоже 14-летняя девушка, отправилась в эвакуацию из Москвы в Ульяновск вместе с мамой Софьей Александровной, бабушкой Варварой Васильевной, тётей Мимишкой (Марией Александровной) Кривцовыми и 3-летней двоюродной сестрой Любой.
«Невероятно трудно переезжали, - вспоминает она. – Бабушка уже была парализована, поэтому из теплушек, в которых мы ехали, она выйти не могла. Мы её-то в вагон еле посадили. Но там, правда, были нары и горшки».
Болела тяжело, чуть не умерла. Врачи даже говорили её маме: «Как жалко такую девочку в таком юном возрасте терять».
«Но всё-таки я выжила, я живучая была, - говорит она. – И вот, видите, до какого времени дожила». Сейчас ей 93 года.
Во время эвакуации мама Татьяны Михайловны работала корректором в газете «Володарец», это на другом берегу Волги. Вставала очень рано, спускалась к набережной и на пароме переезжала на тот берег. Там находился военный завод, который выпускал патроны. «Володарец» - это заводская газета. Вскоре после того, как она туда устроилась, читатели написали: «Чем вы объясняете, что газета стала выходить почти без ошибок?»
Потом умерла бабушка. «Она уже была без сознания, и врач сказал, что, если делать питательные клизмы с яйцами и ещё чем-то, можно продлить её жизнь, - вспоминает Татьяна Михайловна. – Мама моя, мне кажется, больше всех на свете любила бабушку. Она её боготворила. И мама отправилась на рынок покупать яйца, а бабушка в это время умерла уже. Мимишка мне сказала: «Догоняй Соню, чтобы она ничего не покупала». И я маму догоняла. Не могла уже бежать, кричала: «Мама, мама!» А она шла, шла быстро»…
Ульяновск производил впечатление на юную девушку – старинный город, неподалёку на улице Ленина – дом-музей Ленина. Ухоженный такой, всё там чисто, при посещении надо напяливать на ноги туфли матерчатые. «Тут Володя и жил… Семья жила небогато», - слушая экскурсоводов и глядя вокруг себя, юная Таня недоумевала: «Как это небогато?!» Ей казалось, что тут могли жить только миллионеры.
Татьяна Михайловна Арсеньева
Татьяна Михайловна Арсеньева с дочерью Ольгой
В 1943-м они вернулись в Москву, но их дом во 2-м Хвостовом переулке на Полянке был полностью разрушен бомбой. Вещи и семейный архив пропали. Поселились в бараках на самой окраине Москвы, в посёлке Красный Строитель. Бабушки уже 10 лет нет в живых.
Мама Татьяны Михайловны в эвакуацию ехать не хотела, но отец боялся за них, ведь немцы уже были на подступах к Москве и бомбили город. Их дом на Чистых прудах был уже даже частично разрушен: попала бомба. «Наверное, надо было нам тут оставаться, потому что мы там подголадывали… И голодали бы также в Москве, но тут был отец – жизнестойкий человек. Он любил свою семью, и погибнуть бы нам не дал», - размышляет Татьяна Михайловна.
В эвакуации они жили в одной комнате, которая не отапливалась – вода в ней замерзала. На полу можно было на коньках кататься. Хотя сама комната была красивая, с окнами со всех сторон. В соседнем маленьком закутке жила семья из Ленинграда – женщина с сыном и племянником, и они всё время плакали: «Блокада такая страшная ещё не началась, но уже всё к этому шло». А местные были не слишком рады эвакуированным: денег за жильё они не получали, их просто «уплотняли».
Всюду в городе были военные, всюду были госпитали, всюду были раненые.
«Потом мы переехали на Венец – так в Ульяновске район над Волгой назывался. Он был очень красивый, потому что вдаль Волга была видна. Там я познакомилась со своей подругой Алей, Олимпиадой Федосеевой, с которой мы потом дружили всю жизнь. А тогда вместе с ней сажали цветы, собирали овощи, чистили фонтаны. Из-за этой работы я заболела дифтеритом», - рассказывает Татьяна Михайловна.
«Вообще, все жили очень трудно, - продолжает она. – Но я не могу сказать, что мне было там тяжело. Мы с Алей даже на танцплощадки бегали, в кино ходили. Какой-нибудь «Сто мужчин и одна женщина» из американских фильмов, которые в это время стали показывать у нас, или «Большой вальс», или ещё что-то. Начнём смотреть, а через 15 мин электричество по всему городу отключится – уходим. Но на следующий день эти билеты действительны, и мы опять в кино».
Когда они вернулись в Москву, у Татьяны Михайловны не было обуви: у неё выросла нога, а купить новые туфли не за что. Были тапочки, к которым она пришивала подмётки из каких-то тряпок, но они тут же рвались. Потом отцу удалось купить ей туфли. Мама от такой бедности уехала в Германию, где в 1947-1948 гг. работала в издательстве Советской военной администрации и присылала оттуда дочери вещи. Так или иначе, постепенно жизнь наладилась.